Большинство людей считают, что экстрасенсорные способности, если они вообще существуют, — это редчайший дар и удел избранных. Почти сверхчеловеков. Но это совсем не так. Открыть в себе экстрасенсорные способности может каждый, и для этого не нужны ни годы тренировок, ни какие-то особенные обстоятельства. Но вот управлять биоэнергией и контролировать ее оказывается значительно сложнее. О своем личном опыте экстрасенса «Ленте.ру» рассказал кандидат медицинских наук Петр Каменченко, осваивавший экстрасенсорную диагностику и биоэнергетическую терапию в Академии медицинских наук СССР.

Вот как это было. Весной 1991 года я защитил диссертацию по посттравматическому стрессовому расстройству (PTSD), а уже в начале лета директор Института профилактики Центра психического здоровья АМН СССР профессор В.С. Ястребов неожиданно предложил мне написать для Академии обоснование методики экстрасенсорной диагностики и биоэнергетической терапии. Темы эти и четверть века спустя вызывают, мягко говоря, неоднозначное отношение, а при существовавшем еще Союзе — и подавно. Но время тогда было особенное. С одной стороны, отечественная фармакология оказалась практически уничтоженной совместными предприятиями (и, как позже выяснилось, не случайно). Своих лекарств уже не было, деньги на импортные страна еще не заработала, а чем-то лечить больных было нужно С другой стороны, ветер перемен уже открыл дорогу нетрадиционным методам лечения, которые раньше были под запретом. Строго зыркал с экранов Кашпировский, заряжал воду Чумак, белый маг Лонго воскрешал мертвых…

Наша нетрадиционная методика называлась «краниосакральная терапия» и разрабатывалась американским институтом Джона Апледжера (John E. Upledger). Выбор на меня пал потому, что, работая над PTSD, часть материала я собирал в США, неплохо знал язык и особенности американской психиатрической школы, радикально отличавшейся от отечественной. Суть метода состояла в работе с биополем человека. Считалось, что при различных видах патологии оно должно менять свои характеристики, и это можно использовать для диагностики. Соответственно — корректируя биополе, можно получить лечебный эффект. На бумаге — а в свое распоряжение я получил довольно много специальной литературы — все выглядело любопытно, но не слишком убедительно. О чем я и написал в своем заключении. Тем не менее было решено сформировать группу из сотрудников Института профилактики и пройти курс обучения.

Сделать нас первыми дипломированными отечественными экстрасенсами было поручено гражданину Канады Ефиму Свирскому — будущему основателю и директору Института еврейской духовной терапии в Иерусалиме, а на тот момент инструктору института Джона Апледжера в Мичигане (США). Занятия проходили на съемной квартире в одном из московских спальных районов. Для начала ребе Свирский, мужчина лет тридцати с экзотическими по тем временам пейсами, объяснил, что помимо двух известных нам ритмов — сердечного и дыхательного — у каждого человека можно определить еще и ритм колебаний биополя: от 8 до 14 колебаний в минуту, независимо от физических нагрузок. Биоритм появляется у человека при рождении, еще до первого вздоха, и исчезает через 30-40 минут после смерти. Как ни странно, но с тем, чтобы почувствовать биоритм и научиться определять его частоту, ни у кого проблем не возникло. При этом все мы закончили медицинские институты, а многие еще и аспирантуру, но о существовании биоритма даже не подозревали.

Особенности техники работы с биополем я опущу, объясню суть: состояла она в том, что по изменениям характеристик биополя можно было определить место патологии на теле человека и приблизительно — ее характер. Наша медицинская подготовка позволяла поставить диагноз с большой долей точности. Любопытно, что никаких специальных способностей для овладения экстрасенсорной диагностикой не понадобилось. Потренировавшись друг на друге, мы перешли непосредственно к работе с биоэнергией. Научились концентрировать ее, направлять в нужное место в виде потока, освобождать «заклинившие» кости черепа, расправлять связки, контролировать давление внутричерепной и спинномозговой жидкости… На освоение десятка техник ушло около двух недель! Еще через неделю мы получили дипломы, подтвержденные АМН СССР, и приступили к работе в созданном на скорую руку совместном советско-канадском предприятии. Лечили все подряд: от неврозов до гипертонии, от головной боли до ушибов. И самое удивительное, что наше лечение действительно нередко помогало. Но читатель уже наверняка заждался интриги — иначе зачем ему вообще все это рассказывают. И вот она, интрига.

Примерно через месяц мы начали замечать побочные действия терапии. Во время сеансов пациенты неожиданно впадали в транс, вращали головой, размахивали руками, раскачивались, выкрикивали слова на непонятных языках. Но хуже всего было то, что все это происходило спонтанно, мы не могли это контролировать. Особенно напугали меня два случая. В то время я довольно близко общался с лидером «Алисы» Константином Кинчевым. Костя попросил меня помочь его жене избавится от мигрени. Я провел несколько успешных сеансов. А потом как-то вечером, стоя дома под душем, вдруг стал «вспоминать» абсолютно не принадлежавшие мне отрывки случайных событий — с деталями, именами, фамилиями совершенно неизвестных мне людей. Сомнения развеяла Саша Кинчева, объяснившая, какое отношение эти люди и события имеют к ней лично. Выходило, что, сам того не желая, я каким-то образом «считал» информацию, принадлежавшую ей. Дальше было еще интереснее. Выпивали мы как-то с приятелем в компании двух приятных дам, чьи мужья в это время находились на зарубежных гастролях. Выпивали вполне невинно. И вот я, уже слегка опьянев, уставился на стоявший на столе фужер. Так бывает: смотришь на какой-то случайный предмет и не можешь оторвать от него взгляда. И вдруг фужер поднялся над столом и, быстро переместившись сантиметров на сорок, плавно встал. Женщины завизжали, мой товарищ потребовал «сейчас же прекратить эти психиатрические штучки», но ведь я ничего специально не делал. Просто некоторое время не мог оторвать от фужера глаз, а он взял — и полетел!

Примерно в это же время у нас начались занятия второй ступени краниосакральной терапии. Всего их должно было быть то ли пять, то ли семь. Ни секунды не смущаясь, ребе объяснил, что многие проблемы больных лежат в их предыдущих жизнях, а в некоторых случаях во всем виноват сгусток энергии (душа?) умершего человека, по какой-то причине «присосавшийся» к биополю живого. Соответственно, теперь мы должны научиться изгонять «мертвые души» и разбираться с предыдущими жизнями наших пациентов. С учетом чтения чужих мыслей и самопроизвольно двигающихся фужеров экзорцизм показался мне уже излишеством. Недолго сомневаясь, я пошел к своему научному руководителю и попросил его отпустить меня из проекта, сославшись на невозможность продолжать заниматься краниосакральной терапией по религиозным (православным) убеждениям. Времена были романтические, и директор института счел повод убедительным. Я дал подписку, что не буду использовать полученные знания в коммерческих целях, и отправился работать колумнистом в «Коммерсантъ».

Но это еще не конец. У моего романа с экстрасенсорикой был любопытный флешбэк. Несколько лет назад шли мы на парусном катамаране вдоль Татарского пролива. Место коварное: пролив зажат между горным массивом Сихотэ-Алинь и Сахалином и представляет собою гигантскую аэродинамическую трубу, где в любой момент может начаться шторм. Решили заночевать на берегу, посидеть у костра. Переправились вдвоем с приятелем, палаткой и рюкзаками на берег, и тут раздуло. Оставшимся на катамаране ребятам пришлось срочно уходить в море, а мы остались на берегу. Ночью я проснулся от того, что кто-то рядом жалобно скулил. Зажег фонарь и увидел, что мой товарищ укачивает раздутый, багрового цвета палец на ноге. Во время высадки на берег он сильно поранился, а аптечка осталась на лодке. Палец выглядел плохо и причинял ему сильную боль. Другой возможности помочь, кроме как воспользоваться техникой V-spread, у меня не было. Собрав энергию в трех сложенных вместе пальцах правой кисти, я направил ее короткими импульсами между средним и указательным пальцами левой руки на больное место. Минут через пять боль прошла, и мы смогли лечь спать. Утром о ране напоминала лишь небольшая царапина.